Антонио всегда ненавидел музыку Моцарта, и самого маэстро тоже.  Он знал, что эти ноты причиняют ему острую невыносимую боль, но... Кто мог знать, что все это ошибочно? Что все эти чувства не более чем самовнушение? Сальери понял, что все не так, в один из дней, когда силился заставит себя прийти и извиниться перед соперником. Вид больного юноши потряс его. Антонио видел, как тот медленно угасает... И это стало решающим фактором. Капельмейстер нанял лучшего лекаря и тот поставил несчастного маэстро на ноги в считаные дни. И снова Вольфганг сиял, как солнце и это согревало ледяное сердце Сальери. К слову, лед начал таять с тех пор. Они чаще встречались, разговаривали... И итальянец понял, что влюбился в этого дерзкого мальчишку, что Моцарт сразил его не только музыкой, но и своим внутренним миром, таким чистым и невинным, несмотря на то, что вокруг было столько грязи... Мой вольнодумец... Как же мог я знать, что судьба так распорядится нашими жизнями? Они были счастливы. А потом... Ужасное заклятие перенесло их в современный мир. Оба композитора на время оказались разлучены, но они смогли вновь обрести свою любовь в этом шумном и огромном городе. И пусть Моцарт все еще был связан узами брака с Констанцией, капельмейстер уже придумал план, как сделать так, чтобы Моцарт принадлежал ему одному.
... - Женщины хоть и прекрасны, но совершенно нелогичны, - рассуждал Вольфганг в одну из их встреч, сидя за столом у Сальери за чашкой чая. - Она ведь женщина. И если бы я имел отношения  с другими женщинами, то по идее ей было бы обиднее. А так, я отдаю свою любовь тебе, мужчине. То есть не её полу, что должно быть маленьким, но утешением для неё, ведь тогда ей не придётся соперничать с себе подобными.
- Логика не свойственна им, мой друг. Неужели, за столько лет пребывания в окружении дам,ты не привык к тому, что они считают себя богинями? - усмехнулся капельмейстер, разглядывая лицо своего возлюбленного. - Но вместо этого она пытается соперничать со мной за право владеть твоим сердцем, Вольфганг. - допив чай, Антонио ненадолго погрузился в раздумья. Интересно, согласится ли Цецелия на его "деловое предложение"? Из прострации его выдернул усталый голос юноши:
- Антонио, не мог бы ты открыть окно? - Сальери несколько удивленно посмотрел на Вольфганга, который потер шею и расстегнул пару пуговиц рубашки, приоткрывая взору итальянца кусочек своего соблазнительно-манящего тела. Но, очевидно и окно не помогло, так как маэстро выглядел больным. Антонио забеспокоился. этот мир ему не знаком, потому он не знал, где искать лекаря, случись чего с его драгоценным возлюбленным. Мужчина поспешно шагнул к гостю, бережно взяв его ладони в свои:
- Вольфганг... Тебе плохо? - и, когда взгляд капельмейстера случайно уапал вниз, причина стала отчасти понятной. Отчасти - потому что знать во дворце Иосифа нередко принимала какую-то дрянь, для того, чтобы без устали развлекать девиц. И выглядели они примерно также. Хотя, может я и ошибаюсь... А тут... Кто мог подсыпать эту шутку Моцарту? Уж не ревнивая ли женушка?

- Н... Нет, всё в порядке, - слегка рассеянно ответил Амадей, чем вызвал у Антонио скептический взгляд, что заставило юношу покраснеть. - Правда, всё хорошо... Наверное, просто температура... Эти скачки во времени... Сам понимаешь... - хрипло проговорил Моцарт, поднимаясь с места. - Сейчас умоюсь холодной водой и всё пройдёт... - и юноша тут же бросился в ванную. Сальери только удивленно посмотрел ему вслед. Но ведь если это то средство, о котором он подумал... Ведь итальянец сам никогда таким не пользовался, и даже не знал, может есть какие-то побочные эффекты? Тревога за юношу забилась в сердце и мужчина немного нервно покоился в сторону ванной, откуда Моцарт пока еще не вышел. Оттуда раздался тихий стон и Антонио вздрогнул, шумно выдохнув. Проклятье... Самообладание рядом с Вольфгангом - дело стоящее титанических усилий. И оно летит сейчас ко всем чертям. Но ведь я ему помогу... Просто помогу... - пытался убедить себя композитор, заставляя себя идти неторопливо, а не бежать со всех ног. Все-таки беспокойство его еще не покидало. Вдох-выдох, слегка приоткрыть дверь...
- Вольфганг... - все слова, что он хотел сказать, застряли в горле. Рот Сальери приоткрылся, и мужчина с шумом втянул в себя воздух, не в силах оторвать голодного взгляда от представшего перед ним зрелища. Вольфганг, прикрыв глаза, с упоением ласкал себя. Чуть припухлые губы гения были приоткрыты, выдавая на свет божий тихие стоны. Сальери понял, что не может больше терпеть. Словно это его опоили. Хотя, наверное, так оно и есть. Опоили страстью и любовью. Осторожно отстранив руку слегка смущенного и испуганного Вольфганга, Антонио со страстью поцеловал возлюбленного, обхватив его плоть ладонью и начиная ею быстро двигать.  Другая рука стянула мешающиеся брюки и огладила ягодицы, скользнув к сжатому колечку мышц. Подушечкой пальца капельмейстер легонько помассировал чувствительное местечко,  несильно прикусив губу своего гения. Хочу слышать твои стоны, хочу довести до безумия... Черт, да я хочу его самого...

Страсть охватывала вс тело Антонио. С каждым поцелуем, с каждым стоном Вольфганга, капельмейстер словно сходил с ума. Словно как в первый раз. Жадно целуя возлюбленного в губы, мужчина продолжил ласкать юношу. хотя сам уже был на грани того, чтобы просто напросто повалить своего гения на пол и взять со всей любовью и страстью. На мгновение Моцарт отстранился и разделся до конца, предоставляя взгляду возбужденного итальянца свое великолепное тело. Антонио рвано выдохнул, пытаясь сохранить самообладание. Вольфганг уселся на бортик ванной и притянул к себе композитора, слившись с ним в страстном поцелуе.
- Святая Мария... Как же я хочу тебя, Антонио... - прошептал юноша и выдержка окончательно изменила мужине. Притянув к себе молодого гения, Сальери жадно поцеловал его, скользнув ладонями по его боам, бедрам, развел ноги в стороны, и шепнул:
- Хочешь? Тебя опоили, дорогой Вольфганг.. - одна ладонь легла на возбужденную плоть, лаская быстрыми движениями, а вторая огладила колечко мышц, и Антонио ввел в возлюбленного один палец, подготавливая и растягивая. Это сопровождалось нежными, жаркими поцелуями и укусами, а следом добавился и второй палец. Антонио чувствовал, как дрожит Вольфганг от нетерпения. На миг итальянцу пришлось отстраниться, чтобы достать из тумбочки под раковиной смазку, после чего, закончив с этим, он подтянул к себе юношу, обняв его и осторожно вошел в хрупкое, податливое тело.

Жар срасти опалял крылья его любви, заставляя терять разум в сладкой пучине. Теперь он точно убедился, что это было именно то средство, которое использовали богатые вельможи. Моцарт вел себя как дикая кошка - ластился, стонал и царапался.
- Мой гений... желает большего? - прохрипел мужчина, стараясь не потерять контроль над ситуаицей, но каково тут! Когда юноша задал бешеный, рваный ритм, Сальери сгреб его в охапку, развернув тело юноши к себе спиной и чувственно прикусил нежную кожу над лопаткой, вновь сливаясь с Вольфгангом в одно целое, внимая его просьбе и двигаясь резкими толчками, непрестанно задевая чувствительную точку в его теле, жаждя услышать нечто большее чем стоны. Одна ладонь легла на возбужденную плоть гения, двигаясь в такт толчкам.
- Я тебя тоже люблю, Вольфганг... - шепнул он на ушко юноше, прикусывая мочку и проводя языком по месту укуса. Этот ритм доводил его до абсолютнейшего безумия, чувствуя, что еще немного и он растает окончательно в этой пучине страсти. Впрочем, надолго его не хватило. Пара сильных толчков в податливое, хрупкое тело и Антонио хрипло простонал, крепко обнимая Моцарта, наполнив его своим семенем.